— Проклятые наркотики, — сказал Мэнкс, — если вы правы.
— Проклятые наркотики. Что верно, то верно, — поддержал Элейн.
— Никому другому не удалось бы такое, — пробормотал Найджел Батгейт.
Лорд Пестерн бросил в его сторону взгляд, но промолчал.
— Никому другому, — повторил Фокс.
— Но вам не добиться от него признания, Элейн.
— Как знать. Но если и не удастся добиться, конец света нам не грозит.
— В каком возрасте уже можно привлекать человека к уголовной ответственности? — вдруг спросил лорд Пестерн.
— Прошу меня извинить, — заторопился Эдуард Мэнкс, — но мне пора.
— Ты куда, Нед?
— Повидаться с Лайлой, кузен Джордж. Наш завтрак с нею превратился в сплошное недоразумение. Я был уверен, она знает, что это ты. Я был уверен, она знает, что Фе получила то самое письмо из «Гармонии». Но теперь знаю: она думала, что это я.
— О чем ты несешь эту чертовщину?
— Неважно. Пока.
— Эй, подожди-ка минутку. Я с тобой.
Все вышли на пустынную, залитую солнцем улицу, лорд Пестерн запер за собой дверь.
— Я тоже откланиваюсь, Элейн, — сказал Найджел. Между тем две фигуры, одна — сухая и разболтанная, другая — массивная и франтоватая, быстро удалялись по проезду Матери семейства. — Если только… что вы сейчас собираетесь делать, Элейн?
— Ордер у вас, Фокс? — спросил Элейн.
— Да, мистер Элейн.
— Тогда поехали.
— Нормы правосудия, — сказал Фокс, — вероятно, придуманы просвещенными людьми, но порой они нагоняют тоску. Я полагаю, вы не согласитесь с таким суждением, мистер Элейн?
— Они не дают нам возможности перепрыгивать на чужой шесток, бригадир Фокс, и, полагаю, это разумно.
— Если бы можно было побеседовать с ним один на один, — взорвался Фокс, — сломать его!
— Под давлением он в истерическом состоянии может сделать признание. Оно не обязательно будет соответствовать истине. Разве не такая идея заложена в нормы правосудия?
Фокс пробормотал что-то очень непечатное.
— Куда направляемся? — спросил Найджел Батгейт.
— Навестим Бризи, — буркнул Элейн, — и почти наверняка встретимся там с визитером, Сесаром Бонном из «Метронома».
— Откуда вы знаете?
— Мы же не сидим без дела, — ответил за Элейна Фокс. — Эти двое договорились о встрече по телефону.
— И что будет дальше?
— Мы арестуем Беллера, мистер Батгейт, за получение и распространение наркотиков.
— Фокс полагает, что против него удастся собрать улики. От завсегдатаев ресторана, — сказал Элейн.
— Пока он будет под арестом, — угрюмо размышлял Фокс, — есть шанс, что он заговорит. Несмотря на правило обычного предупреждения из «Судейского кодекса».
— Он не может жить без света рампы, — неожиданно бросил Элейн.
— Ну и что? — спросил Найджел.
— Ничего. Не знаю. Он может на чем-нибудь сломаться. Поехали.
В туннелеобразном коридоре, ведшем к квартире Бризи, было довольно темно. В дальнем его конце маячил человек в штатском — черная фигура на фоне среднего окна. Неслышно ступая по толстому ковру, Элейн со своими спутниками подошел к нему. Человек сделал движение головой и пробормотал что-то, кончавшееся словом «скандал».
— Это хорошо, — сказал Элейн и кивнул. Мужчина осторожно открыл дверь в квартиру Бризи.
Все четверо вошли в маленькую прихожую, где дежурил еще один человек — он прижал записную книжку к стене и быстро водил по бумаге карандашом. В прихожей сразу стало тесно.
В гостиной, за дверью, Сесар Бонн ругался с Бризи Беллером.
— Ославили на весь город! — говорил Сесар. — Как жить дальше! Нет, нет, я очень сочувствую! Жалею о случившемся от всего сердца. Для меня, как и для тебя, это — катастрофа.
— Послушай, Сесар, ты не прав. Публика меня не покинет. Они захотят меня видеть. — Голос Бризи становился все громче. — Они любят меня, — выкрикнул Бризи и помолчал. — Они любят меня, грязная свинья.
— Мне пора.
— Прекрасно. Ты сам все увидишь. Я позвоню Кармарелли. Он домогался меня несколько лет. Или Лотусу Три. Они передерутся из-за меня. И твоя вшивая клиентура последует за мной. Она растерзает нас на сувениры. Я позвоню Стейну. Нет ресторана в городе…
— Минутку. Чтобы избавить тебя от разочарования, мне, пожалуй, нужно сделать одно предупреждение. — Голос Сесара приблизился к двери. — Я уже обсудил вопрос с этими джентльменами. Была неформальная встреча. Мы обо всем договорились. Для тебя закрыты все первоклассные рестораны и клубы.
В прихожую донесся пронзительный вой, затем — голос Сесара.
— Поверь мне, я говорю это ради тебя же, — сказал Сесар. — В конце концов, мы же старые друзья. Последуй моему совету. Отдохни. Без сомнения, ты можешь себе это позволить. — Он нервно хихикнул. Бризи что-то прошептал. Видимо, они стояли вдвоем у самой двери.
— Нет, ни за что! — громко сказал Сесар. — Я не сделаю ничего подобного. Ни в коем случае!
— Я тебя уничтожу! — внезапно завизжал Бризи. Карандаш дежурного в прихожей бегал по бумаге.
— Пока что ты уничтожил сам себя, — отозвался Сесар. — Лучше молчи. Пойми меня: молчание — это твое спасение. Для тебя больше не вспыхнет прожектор. Ты конченый человек. Держись от всего подальше! — Послышались звуки борьбы, сдавленные восклицания. Что-то тяжело ударилось о дверь и сползло по ней на пол.
— Ну вот и все! — проговорил Сесар. В его голосе звучала обида и одновременно облегчение. Он тяжело дышал. После недолгой паузы он вдруг заговорил, будто размышляя вслух: — Нет, в самом деле ты просто тупица. Ты меня убедил. Я решился. Я сообщу полиции о твоих делишках. У тебя будет идиотский вид в суде. Все немного посмеются и забудут тебя. Ты отправишься в тюрьму или в лечебницу. Если будешь хорошо себя вести, то через годик-другой тебе позволят подирижировать небольшим оркестриком.
— Бог ты мой! Так скажи! Скажи им! — Бризи встал на ноги. Его голос опять поднялся до визга. — Но расскажу-то все я, я! Если попаду на скамью подсудимых, то, клянусь всеми святыми, я сотру усмешечки с ваших поганых рож. Вы ведь еще ничего не знаете. Попытайтесь только сыграть со МНОЙ злую шутку! Конченый человек?! Клянусь Богом, я только начинаю. Вы все придете слушать мой рассказ о том, как я проткнул сердце этого грязного даго.
— Вот оно, признание, — сказал Элейн и распахнул дверь.
Патрик Квентин
Зеленоглазое чудовище
(Пер. с англ. В. Батарова)
Глава I
Эндрю Джордан даже не имел представления, что его брат снова в Нью-Йорке, но как-то, придя домой с работы чуть раньше, он застал Неда в гостиной с Маурин. Те сидели на низкой тахте, подобрав под себя ноги, пили «Роб Рой», и, казалось, чувствовали себя уютно и расслабленно.
— Привет, милый, — сказала Маурин. — Посмотри, кто у нас.
Нед широко улыбнулся. Эндрю знал своего братишку достаточно хорошо, чтобы уметь классифицировать его улыбки. Эта улыбка была «победная», улыбка человека, у которого дела идут в гору. Нед сильно загорел, а волосы стали почти белыми от солнца. Эндрю попробовал припомнить, что же было на сей раз. Карибское море? Было достаточно сложно проследить передвижения Неда, порхающего по жизни как мотылек и выступающего в роли вечного гостя праздных богатеев.
— Привет, Дрю, — сказал Нед. — Я заглянул только поздороваться, но время поджимает. Я должен бежать. Меня ждут в Пьерре.
Начиная с первого (и единственного) года в Принстоне всегда находились «люди», ожидающие Неда в Пьерре или где-то еще. Эндрю редко встречал их, но знал, что если это не девушки, то наверняка миллионеры, или знаменитости, или же по меньшей мере какая-нибудь «пара, у которой замечательная вилла чуть севернее Малаги».
Он спросил:
— Ты надолго?
— Кто знает! — Нед одним глотком допил «Роб Рой». — Я позвоню, дружище.
Он поцеловал Маурин, и это поразило Эндрю, ведь они недолюбливали друг друга. Потом, нежно похлопав Эндрю по плечу, он направился к двери.
Проводив его, Эндрю зашел в гостиную и сказал жене:
— Нед, как видно, в хорошей форме. Что нового?
— А… Нед. — Маурин не обратила внимания на его вопрос. — Милый, я поклялась Ридам прийти к половине седьмого. Мы ужасно опаздываем.
Каждый вечер своего полуторагодового супружества, как казалось Эндрю, они с Маурин проводили в хроническом беспокойстве поспеть вовремя. Он не был любителем вечеринок, но поскольку Маурин считала их неотъемлемой частью образа жизни, он притерпелся к ним. На этот раз он терпел Ридов. Когда они вернулись домой, он позабыл о Неде.
Когда, приняв душ, он вышел из ванной комнаты, Маурин была уже в постели. Он никогда не говорил и никогда бы не сказал этого, боясь ее насмешек, но она всегда напоминала ему белую розу. Сейчас ее красота была свежей и пылающей, словно утром после восьмичасового сна. Его любовь к ней, которой весь вечер мешали болтающие и занятые собой люди, ощущалась им почти как физическая боль. Он скользнул в постель и лег подле нее. Когда он повернулся к ней, Маурин быстро протянула руку и погладила его по щеке.
